Стальная дуга - Страница 11

— Никак нет, товарищ Первый!

— Будь, пятый!..

Подполковник положил трубку на рычаги и облегчённо вздохнул — немудрёный шифр, а всё ж таки! Четыре сердца — это новые моторы. В Селиваново — запасной авиаполк. Двадцать штук — столько лётчиков он получит! Уже легче!

— Камерера ко мне.

— Есть!..

…Они вместе с замполитом медленно шли вдоль выстроившейся шеренги лётчиков. Запасники смотрели на них, кто с надеждой, кто с отчаянием, кто — с любопытством. Молодые и не очень. Разные. Понюхавшие пороху на разных фронтах и необстрелянные «птенчики». Внезапно Владимир словно споткнулся — перед ним вытянулся по стойке «смирно» до боли знакомый…

— Сашка!!!

— Командир!

Полетела ко всем чертям субординация, Столяров и Лискович тискали друг друга в объятиях на глазах у всех.

— Выжил, чертушка! У, тролль летающий! Всё! Замполит — этого парня беру без вопросов! Знакомься, кстати! Это мой ведомый! Мы с ним вместе из Севастополя выходили!

Обернулся он к Андре Камереру.

— А Олег где? Здесь?

Александр посуровел и потащил ушанку с головы.

— Сгорел Олег. Под Таганрогом сгорел… Видел…

Владимир тоже снял головной убор и склонил голову.

— Пусть земля ему пухом будет…

…Они ехали в тёплой кабине первого «студебеккера» и не могли наговориться. Вспоминали то, что было, рассказывали, что произошло потом, когда расстались в Новороссийске… Сашке досталось. Воевал на Кавказе. Там авиации не так много было. Потерял шесть машин. Дважды прыгал с парашютом. Получил осколок от зенитки и долго лежал в госпитале. Звания и награды обходили старшего лейтенанта стороной. Доставались другим, находившимся поближе к начальству и прочим тёплым местечкам. Так и провоевал всё время старлеем, хотя делать это умел… Потом пришёл персональный вызов из Штаба Фронта, и его посадили в самолёт и отправили сюда, в ЗАП. Так и не понял, почему, пока не встретился с Владимиром…

— Из машин, строится!

Новенькие горохом посыпались из кузовов, выстраиваясь в шеренгу под любопытными взглядами ветеранов полка. Начальник строевой части быстро распределил новичков по вакантным должностям и их увели в столовую. Столяров вместе с Лисковичем подошли к застывшим в снежных капонирах самолётам:

— Вот твоя птичка. Не новая, конечно, но летает неплохо. А рядом — моя. Стрелка тебе дам отличного.

— А «РСы» дополнительные, товарищ подполковник?

Они оба рассмеялись. Вспомнили, как Сашка в сорок первом себе целую кучу 82-мм снарядов навешал под плоскостями, а потом ругался, что не самолёт, а паровоз получился…

— Дам. Подойдёшь к оружейникам, скажешь, я разрешил.

— Есть! Спасибо тебе, командир… Мне посчитаться есть за кого… И за Олега. И за семью… Сожгли их немцы…

— Как… Сожгли?!

— Вот так и сожгли, командир… Окружили деревню утром, пока все ещё спали… Согнали в амбар… Облили керосином и подожгли… А кто выскакивал из огня — назад закидывали… Простреливали ноги, и назад… Каратели… Всех. И матушку с отцом, и сестрёнку… Я в госпитале был, когда узнал… Сосед мой выжил, не дострелили его сразу. Отлежался, и в лес ушёл, партизанить. Там ранили, ну и на «Большую Землю» самолётом. Встретились в госпитале. Он то всё и рассказал… А соседу моему — шестнадцать лет… Так вот, командир…

Глава 7

— По вагонам!

Строй рассыпался, и все бросились занимать места в теплушках. Батальон майор Столярова так и не вернулся в свой полк. Его срочно перебрасывали дальше на юг. Советские войска готовились освободить Харьков, крупный промышленный и политический центр Украины…

Вагон стучал колёсами на разболтанных стыках рельсов. Снаружи было холодно, но в теплушке грела буржуйка. Дневальный по вагону неустанно подкидывал в топку напиленные на полустанках дрова, грел кипяток. Бойцы, в основном, отсыпались. Кое-кто писал домой письма, другие — просто задумчиво смотрели на пляшущие языки пламени. Редко когда на войне выдаются такие минуты безмятежного покоя… Александр в который раз извлёк из офицерской сумки фотографию Бригитты и молча положил перед собой. В далёком уже сорок первом, попав в первый раз в окружение, он убил двух немцев. Её — взял в плен. И отпустил, оставив на память фотографию и адрес. Оставил, чтобы, когда красная Армия раздавит фашистскую гадину, возьмёт Берлин, наведаться к ней в гости. Спросить, что же она забыла в его мирной стране, зачем они пришли к нам убивать, насиловать, грабить? Жечь мирные города и сёла? Что двигало ими? Он выучил уже наизусть: Фридрихштрассе, дом 72/76, город Эберсвальде, обер-гефрайтер Бригитта Вайс. Высокая, всего лишь чуть пониже его, может, сантиметров на пять. Натуральная блондинка, голубые глаза, точёные черты лица и небольшая, едва заметная родинка над правой бровью…

Майор прикрыл глаза и незаметно для себя задремал. И ему снилось что-то непонятное: незнакомый город с мощёными улицами. Дома с острыми черепичными крышами. Все белые, почему-то с чёрными диагональными полосами. Распахнутые на верхних этажах окошки, обвитые плющом рамы. Он идёт по улице в новенькой форме, на груди — множество орденов и медалей, некоторые из них совсем незнакомые, и ведёт под руку девушку, чьё лицо скрыто вуалью. Она держит его под руку, и видна только узкая кисть с обручальным кольцом, одетым на палец. А жители выглядывают из окошек и приветливо улыбаются и что-то кричат, размахивая белыми платками. Александр поворачивается к девушке, он знает, что на самом деле это его молодая жена, осторожно поднимает тонкую кисею вуали и…