Стальная дуга - Страница 14


К оглавлению

14

Полк подполковника Владимира Столярова воевал под Сталинградом недолго. После ликвидации котла их дивизию перебросили на Украину, под Харьков, и в одном из вылетов самолёт комполка подбили. Он тянул до последнего. Стрелок был убит на месте этим же снарядом зенитки, Владимир приказал всем уходить, а сам пошёл на вынужденную, поскольку двигатель уже сдыхал. Но поскольку подходящей площадки не было, пришлось прыгать. Он едва не прозевал момент, когда хватало высоты для раскрытия парашюта. Последнее, что он помнил — это как сгребает Гитлера и запихивает кота себе за комбинезон. А потом — рывок и темнота…

Несмотря на кожаный меховой комбинезон к телу подползал холод. Осторожно пошевелил ногами — острая боль пронзила сустав. Так… Понятно. Либо перелом, либо вывих. Лучше бы второе, конечно… Руки? Целы. Рядом берёзка. Можно попробовать прислониться… На несложное дело ушло почти полчаса, по внутреннему ощущению. Но зато сразу стало легче. Теперь надо осмотреть внимательнее, заодно проверить, что имеется… Пистолет. Запасная обойма. Карта. Документы. Зажигалка. Портсигар из трофейного оргстекла с десятком папирос… Пайка, естественно, нет. Он был в самолёте… Значит, крышка. Нож? Слава Богам — на месте! Спасибо механику, сделавшему такие шикарные ножны с застёжкой. Уже легче…

Владимир погладил прижавшегося к бедру кота.

— И ты цел, бандюга. Это хорошо. Теперь будем думать, что нам дальше делать…

Неожиданно в животе забурчало.

— О, чёрт! Жрать то как хочется… А нету!

Гитлер присел на задние лапы и взглянул своими зелёными глазищами прямо лицо лётчика, затем поднялся, и, вильнув хвостом исчез в кустах.

— Ушёл, немчура. Ладно…

Столяров подтянул валяющуюся рядом сбитую падающим штурмовиком не очень толстую ветку и принялся за изготовление костыля. Когда изделие было готово, с трудом поднялся и двинулся к останкам самолёта. Путь осложняли сугробы. Хотя наступил март, весной и не пахло, и снега в лесу было полно.

— Хорошо коту. Лёгкий, не проваливается. А тут…

Лётчик оглянулся на пропаханную им борозду и сплюнул. Вот и воронка. Уже схваченные морозцем обледенелые края, копоть, куски металла непонятной формы…

— Мать моя родная, сколько же я без сознания валялся?!

Присвистнул Владимир, ощупав уже прочный лёд.

— Да уж не меньше суток, точно! Надо убираться отсюда, пока гансы не нагрянули…

И он пошёл. Стиснув зубы, чтобы не закричать от невыносимой боли в ушибленном теле. Пока ещё светло…

За те недолгие часы, пока не наступила темнота он успел отойти в глубь леса совсем недалеко, может, на километр, от силы — полтора. Надо было устраиваться на ночлег. Припомнив уроки отца и брата, нашёл местечко, где побольше снега и выкопал нору. Только собрался залезть внутрь, как услышал задушенное мяуканье. Обернулся и с размаху плюхнулся на пятую точку:

— Гитлер! Ну ты…

Кот явился вновь. И не один! В зубах животное тащило невесть откуда пойманного зайца! Вскоре на очищенном от снега месте трещал костёр, на котором жарилась кое-как ободранная тушка. Гитлер удовольствовался потрохами, лётчику досталось остальное. Пусть животное и отощало к весне, тем не менее сил у Столярова прибавилось. Причём настолько, что он стащил с ноги унт и рассмотрел распухший до безобразия синий сустав.

— Знаешь, котяра, а похоже, что мы с тобой ещё легко отделались — вывих у меня! Видать, когда падал, зацепился за что-то… Отлежимся, и опять в бой! Главное — до наших дойти…

Он ещё не знал, что Красная Армия сегодня оставила Харьков под напором немцев…

Утром Владимир с трудом открыл глаза — его знобило, во рту какой-то металлический привкус. Попробовал закурить и тут же сплюнул, ощутив во рту неприятный привкус — верный признак повышения температуры. Гитлер вопросительно мяукнул.

— Похоже, кот, плохи наши дела… Заболеваю я…

Лётчик выбрался наружу и осмотрелся. Уже рассвело. Зачерпнул горсть снега, бросил в рот, чтобы утолить нарастающую жажду. Не помогло, только ещё больше пить захотелось.

— Надо идти, котяра. Надо… Иначе здесь и сдохну, как собака…

…В висках стучало. Всё плыло перед глазами. Иногда подступала дурнота и его долго рвало желчью, поскольку желудок был пуст. Самодельный костыль уже протёр комбинезон под мышками до дыры, и больно рвал уже живое мясо под мышкой. Остановившись, Столяров сдёрнул с себя щегольский шарфик из парашютного шёлка и обмотал им рогатку. Стало немного легче, но всё равно — сил уже не оставалось. Внезапно деревья перед ним расступились, и он оказался на вершине горы. Внизу расстилался небольшой хуторок дома в четыре. Мирно поднимался дымок из труб, весело блестели на солнышке белёные мелом стены хат. Донеслось квохтанье кур, блеяние козы. И в этот момент Володя потерял сознание и упал… Его тело заскользило, мелькнуло в клубах снежной пыли, в себя он так и не пришёл…

…-Пить… Пить…

Чья-то мягкая ладонь осторожно приподняла его голову и капли влаги коснулись пересохших губ.

— Вода? Нет. Молоко…

Уже почти позабытый вкус восхитительно сладкого козьего молока… Привкус мёда… Он жадно глотал, пока не выпил всё, затем его так же осторожно опустили на подушку… Подушку?! Глаза мгновенно раскрылись — перед глазами потолок из струганных досок, уже потемневший от времени. Внезапно перед ним возникла перевёрнутая почему то морда Гитлера. Тот коротко мяукнул. Затем послышался мягкий грудной голос.

— Очнулся, миленький? Ты не бойся. Немцев нема у нас. Воны редко сюды издят. А как идуть, так в нас Серко гавкать спочинае, коли воны, ироды, за три версты звидсиль…

14